Библиотечка журнала «Милиция» № 4 (1997) - Страница 38


К оглавлению

38

— Смелые ребята. Не страшно было вдвоем шестерых искать?

— Нефтяники обычно не сопротивляются.

— Значит, привыкли их шелушить. А тут осечка вышла.

Рузинат испуганно наблюдал, как Юрченко с усилием задергивает заевшую молнию на пластиковом мешке.

— Убивать меня будете, — помолчав, с усилием сглотнул слюну Рузинат.

— Нет, водкой угостим и отпустим, — огрызнулся Амелин. — Чтобы ты еще целую компанию привел. Значит, вы искали нас с целью грабежа?

— Да.

— А потом собирались убить?

— Нет, нет. Зачем?

— Брось, Рузинат! Свидетели вам не нужны. Раньше вы не трогали людей из «Интеройла», а теперь что-то изменилось, так?

— После Довлатова пришли новые люди. Они не желают иметь дело с русскими. Но мы, действительно, не хотели никого убивать. Тот смуглый русский погиб случайно.

— От семи пуль, выпущенных тобой…

— Я дам хороший выкуп. Забирайте мою «Ниву». Если мало, я добавлю двадцать или тридцать баранов…

— Ну ладно, оставим пока разговор о выкупе, — перебил его Амелин. — Ты уже, наверное, догадался, что мы ищем не только нефть.

Абазов помолчал и потрогал огромный кровоподтек от приклада, наискось пересекавший скулу.

— У тебя есть реальный шанс спасти свою жизнь. И только один шанс! Ты меня понимаешь, Рузинат Абазов?

— Да…

— Нам нужны двое русских летчиков со сбитого самолета. Ты слыхал про них?

— Да.

— Где они сейчас, эти летчики?

Рузинат засопел, продолжая теребить щеку вокруг раны.

— Если ты промолчишь, то через пять минут умрешь. Мы закопаем тебя вместе с Юлчи.

— Если я скажу, то умру все равно… Да еще за длинный язык будет расплачиваться моя семья.

— Мы отпустим тебя, даю слово. И мы не собираемся никому докладывать, кто нас вывел на летчиков.

— Можно я немного подумаю?

— Пять минут…

Во второй половине дня они добрались до места, указанного Рузинатом. Не доезжая полутора километров до фермы, остановились. Амелин с Морозовым взобрались на бархан и долго рассматривали непонятные черные пятна впереди.

— Там все сгорело, — опуская бинокль, сказал Саня. — Тащи своего друга, пусть объяснит, в чем дело.

— Людей не видно, — пробормотал Морозов.

Через несколько минут Кошелев привел Рузината. С него сняли наручники. Амелин сунул бинокль.

— На, погляди хорошенько!

— Ничего не понимаю, — пробормотал Абазов. — Неделю назад здесь был дом, кошара, стояли машины.

Поймав взгляд Сани Кошелева, закричал:

— Клянусь, чем угодно, ваши летчики были здесь.


То, что когда-то было овцеводческой фермой, представляло из себя груду закопченных развалин. Камышовые крыши жилого дома и овечьей кошары сгорели и провалились внутрь. Саманные стены от сильного жара растрескались и во многих местах обрушились.

Рядом с домом на обугленных скатах стоял сгоревший «уазик». Поодаль с оторванным колесом и развороченным радиатором завалился набок ГАЗ-53.

— Здесь хорошо повоевали, — присвистнул Юрченко.

Высокий, широкоплечий, он держал автомат стволом вниз, готовый в любую секунду стрелять. Женя Иванов стоял возле «Нивы», пристроив карабин на капоте. Юрченко ковырнул пальцем дырку в дверце «уазика».

— Автоматные пробоины. Калибр 5,45.

— А по грузовику из гранатомета шарахнули.

Амелин, нагнувшись, поднял стреляную гильзу, пахнувшую порохом. Из-за угла кошары высунулась собачонка и неуверенно тявкнула.

— Ну, где твои хозяева? — шагнул к ней Морозов.

Собачонка испуганно юркнула назад, а из кошары, лениво каркая, взлетели несколько ворон.

Одного обитателя разоренной точки они все же нашли. Старуха, в рваном полушубке, в черной, замотанной на груди шали, стояла у дверей саманной будки, единственного уцелевшего строения. Из небольшого окошка торчала печная труба. Старуха держала в руках два сухих коровьих кизяка — видимо, несла топить печку.

— Бабуля, здравствуй!

Амелин и Морозов подошли к ней ближе. У старухи было закопченное морщинистое лицо и пальцы, испачканные сажей. Она равнодушно смотрела на вооруженных людей.

— Здесь уже всех поубивали, — наконец произнесла она, не ответив на приветствие. — И старика моего убили, и хозяев…

Старуха выговаривала фразы тихо и невнятно, понять ее было трудно.

— Когда это случилось?

— Два, а может, три дня назад.

Толкнув плечом ветхую дверь, она вошла в сарай. На земляном полу, у окна, стояла железная печка. На деревянном ящике, служившем столом, грудились грязные тарелки, кастрюля без крышки, керосиновая лампа.

Пахло мышами и въевшейся в стены сажей. В углу на старом диванном матрасе было свалено тряпье и несколько овечьих шкур. Все остальное место в сарае занимал разный хлам: закопченная посуда, пустые картонные ящики, обгоревшие доски, огромный топор, канистра из-под бензина. На гвозде висела баранья нога с обрывками шкуры.

— Почему вы здесь? Где ваши сыновья, внуки?

— Далеко, — махнула рукой старуха. — Их нет, они умерли.

Из дальнейшего разговора удалось кое-как выяснить, что старуха вместе с мужем бежала от войны с афганской границы. Работали батраками на ферме, но три дня назад приехали вооруженные люди и стали стрелять. Хозяина убили и все сожгли.

— Здесь жили двое русских. Где они сейчас?

Старуха бессмысленно смотрела на Амелина, не реагируя на его вопрос. Переломив коровий кизяк, сунула его в остывшую печку и стала дуть.

— Подожди, бабуля, — отодвинул ее Морозов. — Давай я сам разожгу, а ты с командиром поговори.

38